— Девушка, вы что же, собираетесь всю ночь так просидеть? Можно я с вами посижу? Мы сидим с вами, как будто у нас одно горе.

Выпил, уже ничего не чувствуя, только ожог в трахее.

— Девушка, пойдемте, все хорошо. У меня было вино, но я его выпил, боялся к вам подойти.

И это счастье, что прежде, чем идти домой, мы пройдемся с ней до ночного киоска и купим вина и еды.

Вышел во двор и чуть не вскрикнул: камешки под ногами лопались и взрывались на всю округу.

— Привет… Привет…

А может, не ходить?

Чувствовал себя в своем теле, как в огромной подводной лодке. И удивился темной силе, которая все знала за меня.

«Стрейнджер ин зе найт ту лав ю»…

— Привет… Девушка, вы что, собираетесь так всю ночь просидеть…

Отошел к кусту. Смотрю сквозь листья. Парень какой-то. Муж? Дурацкая куртка! Познакомиться хочет? Бросил окурок. Ушел.

«Стрейнджер Инзу найт ту лав ю пипл»…

— Привет… Девушка, вы что, собираетесь всю ночь так просидеть?

— А что? А чего? — скажет она. Нет, она не скажет, а устало спросит…

— Ничего, девушка, просто мне одиноко. Страшно одиноко, вот и все…

Так и надо будет сказать: страшно одиноко, и все.

Шел, видя и слыша себя со стороны, и в то же время немного держался за себя — изредка чувствовал ноги, шум в ушах, будто кто-то быстро шел по воде.

Страшно одиноко, и все.

Нет ее, что ли?! Не-ет — золотится макушка, сидит. Кошмар — так долго сидеть! Сажусь вон там, на корточки… Ну и что — люди?! Всю жизнь будет кто-то мешать! А может, я ее знакомый? Привет. Привет. Чего? Мне так плохо без тебя…

Там никого не было. По инерции вошел в вестибюль. Щелкает и моргает свет люминесцентной лампы. В отупении постоял у лифта. Краской на стене: «ГР.ОБ. — Егор Летов».

Посмотрел искоса.

Песок. Перья. Скомканный мешок.

Этого не может быть?!

— Ты же видел ее? Точно видел! Да ты же и сам видел.

Прихожу домой. Курю. Смотрю. Она сидит! Золотятся на плечах локоны. Челка. Может быть, я не с той стороны подошел, проскочил как-то так, может, она испугалась и отодвинулась в темноту?

Курю. Жду. Смеясь, парочка уходит.

«Стрейнджер ин зе найт ту»… Ее как будто не замечают. Спускаюсь вниз, подкрадываюсь. Та же страшная перемена — ее склонившаяся голова, макушка с милым пробором…

Это она!

…Сделав шаг, переступаю страшную границу: золотой пух волос темнеет, тускло, плоско, гладко… еще шаг — замерла, омертвела голова, неестественно сжимаясь в уголок скомканного мешка из-под цемента. Желтый, из многослойной бумаги. Края с зубчиками, середина смята. Уголок из-за ступеней высовывается. И вот с этим уголком я общался всю ночь!

Квартира и все вещи в ней казались маленькими, мертвыми. Долго смотрел на мешок возле общаги. Она еще больше повернулась ко мне. Смотрит только на меня. Золотые локоны, челка, серебрится овал лица. Ногу на ногу закинула. Смотрит и молчит…

Через несколько дней я уехал в Москву.

Вячеслав Харченко

Коктебельские истории

Знакомство

С Женей мы познакомились в купе поезда. Он ехал домой в Коктебель к матери, которую не видел восемь лет, потому что жил и работал в России, в Сургуте. Всю дорогу Женя рассказывал про буровые вышки, мороз в пятьдесят градусов (когда не выдерживает металл) и зимние внедорожники, мятущиеся по промерзшей тундре.

Женя очень гордился тем, что сам, без помощи родных устроился в Сибири, купил квартиру и завел жену и детей, но на наши вопросы, почему он едет домой без близких, Женя молчал.

Когда Женя узнал, что мы тоже едем в Коктебель на поэтический фестиваль, то выдал нам адрес мамы, чтобы мы устроились, но попросил привет от него не передавать, а сам сошел в Джанкое. Е. говорила, что видела, как Женя плакал и вытирал слезы. Мы с Н. только пожимали плечами.

Колдун

Коктебельская набережная хороша вечером, когда проталкиваешься сквозь строй свечных огоньков, которые с заходом солнца зажигают торговцы на своих лоточках. В неясных тенях переливается разложенный на лавках товар, звенят развешанные тут и там колокольчики, колеблются кожаные веревочки и женские бусики. Представляешь себя участником средневекового карнавала и при ходьбе немного гримасничаешь и еле заметно подпрыгиваешь.

В центре Коктебельской набережной находится фонтан, а вокруг него располагаются художники и фотографы, которые с наступлением темноты отодвигаются на второй план, потому что все внимание привлекают гадалки, хироманты, маги и колдуны. Они зазывают публику, хватая ее за руки и прорицая судьбу. Делают они это активно, и только один колдун в байковой, вышитой геометрическими фигурами жилетке сидит отдельно и никого не трогает. Седой, бородатый и суровый, он смотрит мимо тебя и не зовет, а предупреждает, что именно он и есть самый лучший. Рядом с колдуном — табличка: «Петрович», а у других гадалок и магов: «Госпожа Феодора» или «Факир первой гильдии ибн Салам».

Я три раза пытался подойти к Петровичу, но всегда был в компании, а мне казалось, что идущие рядом осудят мой поступок, так как я человек с образованием и не должен верить в колдовство. Но однажды я специально сбежал ото всех и нашел Петровича занятым с какой-то дамой в соломенной шляпе, однако ждать окончания сеанса не стал, в который раз поддавшись собственной стеснительности.

Потом, когда я уезжал, Е. принесла мне визитную карточку Петровича, зная, как я хотел к нему попасть. Я поблагодарил Е. и спрятал карточку глубоко на дно дорожной сумки, чтобы в следующий приезд осуществить задуманное: узнать свое будущее и бросить курить.

На чай

Очень люблю есть в кафе, но не люблю оставлять на чай, поэтому нашел на побережье кафе с бизнес-ланчем за 12 гривен, где девочки в фартучках и с косами разносят на подносах еду.

Теперь после кролика или цветной капусты сижу, ковыряюсь в зубах и мучаюсь вопросом: что делать? Стоит ли сунуть гривну или не стоит? С одной стороны, все вроде бы по-большому, с криками «Столовой!», а с другой — простой комплексный обед, только называется громко.

Обычно лезу в карман за хрустящей гривной, но в последний момент руку отдергиваю, вспоминая, что я бедный, малооплачиваемый писатель и подобные фокусы мне не к